О составе и жанровом своеобразии трёх рукописных старообрядческих сборников

Бытко С.С. О составе и жанровом своеобразии трёх рукописных старообрядческих сборников (на материале собрания Томского областного краеведческого музея) // Материалы и исследования по истории России. Вып. 5. / Отв. ред. Я.Г. Солодкин. Нижневартовск: Чореф Михаил Михайлович, 2018. С. 8-14.

В статье представлены результаты изучения трёх старообрядческих рукописных сборников конца второй половины XVIII – первой трети XIX вв. В ходе исследования автор рассматривает особенности структурного устройства сборников, а также предпринимает попытку их атрибуции. В результате анализа установлено, что книги была написана в среде консервативно-настроенных сибирских беспоповцев. Выделены особенности взаимодействия отдельных произведений внутри компиляции, для усиления полемического эффекта построенные на принципе взаимодополнения, а также чередования «рационалистических» и «эмфатических» произведений.

Ключевые слова: старообрядчество, кириллическая книжность, сборник, компилятивная культура, беспоповцы.

Старообрядческая рукописная книга за четыре века своего существования прошла немало этапов развития. Сменявшие друг друга периоды рассвета и упадка литературной традиции староверов наложили значительный отпечаток на состав, структуру и жанровую составляющую их книжного наследия. Очень значительные изменения происходили во второй половине XVIII – первой трети XIX вв. Данный период характеризовался частичным смягчением государственной политики по отношению к расколу и одновременно бурным развитием старообрядческой эсхатологии, обличавшей современное ей общество «победившего антихриста». На рубеже 20-30 гг. XIX в. этот этап сменяется жесточайшей николаевской реакцией, определившей сокращение числа книжников, а также особую актуальность полемического жанра.

В настоящей статье предпринимается попытка изучения состава и структурного устройства трёх старообрядческих сборников из коллекции ФКП ТОКМ. Анализ этих экземпляров поможет выявить те специфические черты рукописной старообрядческой традиции, которые сформировались в результате социальных, политических и культурных особенностей изучаемой эпохи.

Обратимся к сборнику середины XVIII в., хранящемуся под расстановочным шифром 7381. Вступительный фрагмент компиляции («Слово о покаянии») (ФКП ТОКМ. 7381. Л. 1‒16 об.), что характерно для старообрядческой традиции, определяет жанровую принадлежность книжного памятника. Остальные фрагменты книги последовательно раскрывают обозначенную в первой главе нравоучительную проблематику, дополняя и истолковывая отдельные положения старообрядческого мировоззрения.

Привлекает внимание специфическое устройство сборника. Составитель «зацикливает» повествование вокруг трёх сюжетных элементов: 1. Призыв к покаянию; 2. устрашение смертью; 3. указание на путь исправления. А.В. Вознесенский обращал внимание на то, что душеспасительные сочинения в сборниках часто соседствуют с устрашающими эсхатологическими, а это позволяет им художественно усиливать друг друга (Вознесенский 1996: 80). В свою очередь, на «цикличность» старообрядческих и древнерусских произведений, предполагающую многократное повторение темы с целью её исчерпывающего, всестороннего обсуждения не раз указывали и другие исследователи (Панич 2000: 68; Бахтина 2002: 81).

Рассмотрим данную конструкцию на примере отдельных фрагментов книги. Так, вслед за первой главой, призывающей читателя к покаянию, размещается «Слово Кирилла Александрийского об исходе души от тела» (ФКП ТОКМ. 7381. Л. 17‒26 об.), утверждающее неизбежность физической смерти. «Слово Иоанна Златоуста како с разумом искати спасения» (ФКП ТОКМ. 7381. Л. 26 об. ‒ 30), в свою очередь, указывает на способ сближения с Богом через добродетельную жизнь и молитву.

Сходный пример мы можем обнаружить в продолжении компиляции. «Слово Ефрема Сирина о покаянии и о спасении души» (ФКП ТОКМ. 7381. Л. 141 об. – 145 об.) призывает к нравственному совершенствованию читателей. Напоминает об окончании земной жизни «Слово святого Афанасия яко мнози праведнии злою смертию умирают, а грешнии праведною» (ФКП ТОКМ. 7381. Л. 146‒146 об.). «Слово похвальное о дающих милость», в свою очередь, указывает на один из путей приобретения посмертной награды от Бога. Подобную «троичную» конструкцию автор последовательно использует пять раз на протяжении всей книги.

Следует, однако, оговориться, что в некоторых случаях конструкция видоизменялась. Так, в заключительном «цикле» сборника вслед за устрашающим «Словом Ефрема Сирина … о втором пришествии Христове» (ФКП ТОКМ. 7381. Л. 209 об. – 213) располагается сразу 7 житий, представляющих примеры душевного спасения (ФКП ТОКМ. 7381. Л. 217‒264 об.). Таким образом, в отдельных фрагментах книги составитель использовал различное количество произведений для чувственного воздействия на читательскую аудиторию, при этом структурная связка «призыв-устрашение-наставление» остается неизменной на протяжении всего повествования.

Отметим, что сборник не содержит надежных свидетельств о конфессиональной принадлежности его составителя. Так, единственное упоминание о необходимости пустынножительства в главе «О двух Мариех» (ФКП ТОКМ. 7381. Л. 82 об. – 88) не является убедительным доказательством принадлежности автора к согласию странников. То же самое можно утверждать в отношении критики пастырей и «старцев-отступников», помещенной в той же части сборника. Так, осуждение церковной иерархии и вера в наступление последних времен были характерны, в том числе, и для поповских согласий (Маркелова 1998: 381).

Тем не менее удается вполне достоверно определить читательскую аудиторию компиляции. Нет сомнений в том, что книжники стремились распространить своё вероучение путём изображения приверженцев собственного согласия в качестве поборников высоконравственного образа жизни (Фишман 1994: 127). Однако полное преобладание над идеологическими оппонентами требовало также их богословской дискредитации. В силу этого для большинства старообрядческих сборников зачастую была характерна также полемическая составляющая (Садовая 1982: 198). В свою очередь, критика официальной церкви, преобладавшая на первых этапах развития старообрядческой литературы, со временем уступает место догматическим диспутам между представителями отдельных толков староверия (Мальцев 2001: 60).

Вероятно, отсутствие в книге непосредственно старообрядческих произведений, раскрывавших бы особенности догматики «ревнителей древлего благочестия», является свидетельством того, что составитель сборника видел в качестве своих читателей исключительно выходцев из староверия. Вместе с тем отсутствие в книге текстов, посвященных внутреннему противостоянию старообрядческих деноминаций, указывает на то, что книга должна была использоваться в среде конкретного согласия, представители которого, по мнению составителя, утвердились в истинной вере и не нуждались в дополнительных доказательствах её справедливости.

Следует также отметить нехарактерное для старообрядческой книжной традиции отсутствие в «конвое» текстов «центральной» главы, аккумулирующей и доступно излагающей основные положения всей компиляции. Как правило, данную главу можно опознать по значительному объему (превосходящему остальные части), расположению в начале книги или же по самодостаточному характеру её содержания (Титова 2012: 71). Однако нетрудно видеть, что ни один из фрагментов сборника не выделяется своим объемом и не способен обобщить содержание всего «конвоя» произведений. Это применимо и к первой главе, находящейся в значительной структурной зависимости от следующих за ней фрагментов.

Далее обратимся к сборнику, датируемому 50-60 гг. XVIII в. и хранящемуся под расстановочным шифром 7351. Примечательно, что книга выполнена тем же почерком, что и предшествующая компиляция. Это позволяет нам говорить о том, что создателем обоих фолиантов являлся один человек. Однако не представляется возможным определить, какая из книг была выполнена первой. Хотя в сборнике отсутствуют вступительные листы, нетрудно заметить, что по своей структуре он очень сходен с экземпляром 7381. Так, мы вновь наблюдаем «зацикливание» структуры вокруг устрашения смертью, призыва к покаянию и указания на путь исправления. Однако в отличие от первого сборника «конструкция» повторяется не пять раз, а лишь дважды[1].

Так, вступительная часть открывается повестью «О воскресшем воине Таксиопе»[2] (ФКП ТОКМ. 7351. Л. 1‒3 об.). Сочинение повествует о ужасах посмертной жизни для грешников и необходимости предсмертного покаяния. Примечательно, что данный фрагмент не случайно помещён в одной из начальных частей книги. Получив широкое распространение в византийской книжности XI в., через южно-славянскую традицию названное сочинение проникло на территорию Руси и завоевало огромную популярность в XVI‒XVII вв. Данное произведение, как на территории Балканского полуострова, так и на Руси, зачастую помещалось в составе учительных сборников (Фомина 2017: 60‒62). Ввиду этого использование повести во вступительной части старообрядческой компиляции казалось составителю вполне удачным способом «привязать» сборник к дореформенной книжной традиции и, как следствие, обеспечить необходимый уровень лояльности со стороны читательской аудитории (Чумичева 1992: 64; Журавель 2002: 32).

Вторая глава сборника (апокрифическая повесть о явлении дьявола Антонию Великому) развивает представленные ранее идеи и утверждает мыль об искушении сопричастников христовой веры со стороны «мира антихриста» (ФКП ТОКМ. 7351. Л. 3 об. – 8). Через взаимодействие данной главы с группой следующих текстов (ФКП ТОКМ. 7351. Л. 8‒13 об.) составитель вновь последовательно приводит читателя к необходимости спасения души через покаяние. Интересен приём, к которому обращается составитель в этой компиляции. В частности, сборник 7381 почти целиком состоял из учительных произведений. Здесь же фрагменты книги, «ответственные» за указание на наилучший путь спасения, целиком представлены в виде компилятивной агиографической подборки (ФКП ТОКМ. 7351. Л. 14‒112). Таким образом, по замыслу составителя читатели в своих духовных исканиях должны были вдохновляться не отвлеченными увещеваниями, а «живыми» и эмфатически окрашенными примерами стояния за веру. Одновременно с этим жития авторитетных праведников должны были указывать на непосредственную связь старообрядческой традиции с историей первых веков христианства.

Примечательно, что достаточно редко удается обнаружить старообрядческие сборники, целиком состоящие из агиографических сочинений. По всей видимости, подобные компиляции при сохранении своей нравоучительной составляющей не могли убедительно отстоять необходимость следования описанным «идеалам». Таким образом, для полноценного воздействия на предполагаемую аудиторию книжники должны были умело совмещать житийные, учительные, исторические и, порой, эсхатологические тексты.

Особенно примечательно, каким образом составитель завершает рассматриваемый сборник. Книга оканчивается популярным в старообрядческой традиции «Словом о лжепророках и лжеучителях» (ФКП ТОКМ. 7351. Л. 168‒169)[3]. Ввиду своего обличительного антиклерикального пафоса данное произведение зачастую включалось в беспоповские сборники, ввиду чего ко второй половине XVIII в. приобрело значительный авторитет среди широкого числа «старолюбцев» (Бытко 2016: 74).

Примечательно также то, что данный текст расположен именно в конце книги. Как правило, составители стремились помещать полемические тексты в заключении компиляций. Это делалось для того, чтобы инославная аудитория была заранее подготовлена к содержанию обличительного сочинения. Так, по замыслу книжника, в предыдущих главах читатель мог удостовериться в преемственности староверия от древнецерковной традиции, а также благочестии его приверженцев. В результате следующая за этим критика священства должна быть воспринята аудиторией с большей лояльностью, нежели бы полемический текст находился в начале книги. Таким образом, мы можем удостовериться в том, что в отличие от предыдущего сборника, созданного автором для собственных единоверцев, составитель данной компиляции, несмотря на её подобный же нравоучительный характер, видел своей аудиторией уже преимущественно инославных читателей.

Обратимся к полемическому сборнику, хранящемуся под шифром 7903/19. Достаточно небольшая по количеству листов книга состоит из трёх крупных блоков: 1. Послания «К пастырю <…> Аввы священноинока»; 2. «Изъявления чего ради сомняемся о новодойствуемом крешении»; 3. компиляции учительных выписок. Первая глава сборника (ФКП ТОКМ. 7903/19. Л. 1‒16 об.) с ходу вступает в ожесточенную полемику с официальной церковью, обвиняя действующее духовенство в отступление от заповедей святых отцов и утверждая необходимость отказа от сообщения с последними: «…по своим обычаем и волям, и нравом обыкома избирати себе учителей; о священничестве же недостойном <…> глаголет Иван Златоуст» (ФКП ТОКМ. 7903/19. Л. 5 об.). Автор проводит любопытную работу по систематизации обязанностей духовенства, так, согласно ему, пастыри должны: 1. Учить; 2. Наставлять; 3. Помогать; 4. Блюсти добродетель.

Можно уверенно говорить о том, что сборник имеет беспоповское происхождение. Более определённо о религиозной принадлежности автора свидетельствует поморская вязь, оформляющая вступление ко второй главе (ФКП ТОКМ. 7903/19. Л. 17‒44 об.). В данной части сборника составитель вновь обрушивается на сторонников Никона, обвиняя последних в искажении «древлероссийского благочестия» через принятие нового обливательного крещения. Несмотря на однообразие текста в художественном отношении, мы можем констатировать несомненную даровитость книжника как знатока Священного Писания и святоотеческих творений. На одном из листов автор приводит сравнительную таблицу, наглядно и исчерпывающе показывающую отличия новопечатных и старопечатных текстов (ФКП ТОКМ. 7903/19. Л. 34). После этого книжник подробно разбирает каждый из пунктов, сопровождая собственные комментарии обширной «доказательной базой».

По всей видимости, составитель сборника также был и автором интересующего нас текста. На это указывает незаконченность произведения, которое обрывается по ходу повествования. В большинстве случаев, когда книжнику требовалось приступить к переписке следующей главы, не окончив копирование предыдущей, он оставлял необходимое количество пустых листов для того, чтобы позже вернуться к начатой работе. Здесь же третья глава следует сразу за незаконченным текстом. По всей видимости, книжник не имел перед собой первоисточника, с которого бы происходило переписывание, и не мог точно знать, какое количество листов ему потребуется для внятного окончания произведения. Вынужденный по неизвестным для нас причинам обратиться к составлению третьей главы, автор принял решение оставить вторую часть книги незаконченной.

На авторство составителя косвенно указывает и то, что произведение не встречается в других полемических сборниках или, по крайней мере, не получило достаточного распространения для того, чтобы ранее быть замеченным археографами.

Любопытными представляются несколько фрагментов повествования. Вслед за полемикой с официальной церковью автор взывает: «…всепокорно просим <…> оставити нас в своем чиносодержании» (ФКП ТОКМ. 7903/19. Л. 43 об.). Следом он добавляет: «… своя действа совершают не токмо християнския секты, но и сымая варварстии языцы: яко калмыки, мордване, самоядцы…» (ФКП ТОКМ. 7903/19. Л. 44‒44 об.). Очевидно, что в качестве своей читательской аудитории автор видит именно сторонников РПЦ. Данный сборник таким образом выступает в непривычной для полемической литературы ипостаси. Традиционно полемические труды писались с двумя основными целями: 1. Склонить иноверцев на «путь истины»; 2. обучить следующие поколения старообрядческих книжников и уставщиков искусству диспута. Здесь же мы наблюдаем нетипичную ситуацию, при которой прение развязывается для того, чтобы вынудить церковные и государственные власти оставить «двоедан» в покое.

Н.С. Гурьянова описывает сходную ситуацию, когда в результате активизации миссионерской деятельности РПЦ в начале XVIII в. староверы были вынуждены стимулировать массовое создание полемических сборников для «обороны» своего вероучения (Гурьянова 2015: 12). Принимая версию о том, что автором второй главы был сам создатель сборника, можно объяснить, с чем связано написание данного сочинения и формирование «вокруг него» данной компиляции. Как выяснено В.А. Есиповой, сборник был создан в 20-е гг. XIX в. (Есипова 2018). Становится очевидным, что появление сочинения, требовавшего от властей прекратить преследование «старолюбцев», вызвано началом широкомасштабных гонений на них после прихода к власти Николая I (Шахназаров 2004: 54).

Реалии времени также дают нам ответ на вопрос о том, по какой причине столь талантливое в полемическом отношении «Изъявление…» не получило широкого распространения в старообрядческой литературной традиции. Даже будучи созданным как ответ на решительный вызов времени, сочинению конечно же, не удалось отстоять право староверов придерживаться «святоотеческого закона». Вслед за массовыми гонениями наступил более чем 40-летний упадок рукописной старообрядческой книжности (Белобородов, 2016), в ходе которого текст был забыт. По всей видимости, произведение осталось незамеченным и в период возрождения литературной традиции, которое выпало на 1861‒1905 гг. В т. н. «золотой век» старообрядческой книги, когда работа с текстами велась во множестве регионов России с участием сотен даровитых авторов, произведение уже потеряло свою полемическую актуальность[4].

Особенности устройства сборника позволяют говорить о том, что именно вторая глава является его «центральным стержнем». Подобный вывод можно сделать, исходя из того, что начальная и заключительная главы лишь однообразно полемизируют с идеологическими оппонентами, в то время как вторая содержит воззвание и выдвигает непосредственные требования светским и церковным властям. Следует также обратить внимание на большой объем второй части, заметно выделяющийся на фоне первой и третьей. С учётом старообрядческой книжной традиции данный признак явственно указывает на доминирующую роль произведения в структуре компиляции (Бытко 2017: 20).

В данном контексте примечательны наблюдения А.И. Плигузова о случаях включения составителем собственных сочинений в состав сборников. По мнению исследователя, к подобной операции зачастую прибегали обитатели Выгорецкой киновии для того, чтобы связать отдельные части компиляции между собой (Плигузов 1982: 106). Данное наблюдение также косвенно подтверждает сделанный ранее вывод о принадлежности составителя сборника к поморскому согласию, сформировавшему свою литературную традицию на основании выговского наследия.

Выполненное исследование достаточно убедительно показывает, что все три книжных экземпляра были вполне типичным порождением культурных и политических реалий своего времени. Сосуществуя с государственными и церковными властями в состоянии «напряженной терпимости», староверы, начиная с середины XVIII в., сосредоточились на решении внутренних богословских вопросов, организации существования общин и духовном совершенствовании своих «восприемников». Ввиду этого оба проанализированных нами сборника данного периода (с некоторыми оговорками) почти не содержали полемических элементов. Вместе с тем мы можем наблюдать попытки староверов расширять численность своих приверженцев посредством создания душеспасительных компиляций, ориентировавшихся на представителей инославных конфессий.

Тем более любопытным представляется состав сборника 20-х гг. XIX в. Переживая резкое обострение отношений с властью, староверы приостанавливают работу над нравоучительными текстами, уделяя особое внимание наиболее актуальной на данный момент полемической проблематике. Думается, оправданным будет сказать, что, несмотря на деградацию старообрядческой книжности как таковой, литературный диспут в данный период переживает один из наиболее значительных исторических подъемов, характеризующийся широтой привлекаемых источников и уровнем аргументации.

Данное исследование представляет собой попытку постановки проблемы эволюции старообрядческой книжности в XVIII–XIX в. и потому, разумеется, не может претендовать на всеобъемлющий характер. Для того, чтобы убедительно судить о направлениях и способах развития старообрядческой книжности, необходимо существенное расширение источниковой базы, в частности, архивов Урала, Западной и Восточной Сибири.

Список сокращений

ФКП ТОКМ – Фонд книжных памятников Томского областного краеведческого музея им. МБ Шатилова.

ГНС – Гуманитарные науки в Сибири.

Литература

Бахтина О.Н. 2002. Старообрядческая книжность Сибири ХХ века // Сибирский текст в русской культуре. К 400-летию Томска и 125-летию первого университета Сибири. Томск: Изд-во «Сибирика», 77‒89.

Белобородов С.А. Старообрядческая рукописная книга // Web-сервер «Виртуальная библиотека УрФУ» // http://virlib.eunnet.net/oldbelief/main/ch2/index.htm (2016. 15 фев.).

Бытко С.С. 2017. О структуре рукописного нравоучительного сборника первой половины XIX в. из собрания ЛАИ УрФУ // Актуальные проблемы истории, документоведения и педагогики: Материалы научно-методического семинара студентов, аспирантов и преподавателей. Нижневартовск: Изд-во НВГУ, 15‒20.

Бытко С.С. 2016. Сборник «Слово о лжепророках и лжеучителях»: идея, структура, организация // Тюменский исторический сборник. Вып. XVIII. Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 169‒180.

Вознесенский А.В. 1996. Старообрядческие издания XVIII – начала XIX века: введение в изучение. СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 160 с.

Гурьянова Н.С. 2015. Старообрядческие сборники и традиции книжников Древней Руси // ГНС. № 3, 10‒14.

Есипова В.А. Рукописи ТОКМ. Опись // Томский областной краеведческий музей им. М.Б. Шатилова // https://tomskmuseum.ru/fond/fondnxo/fondnxopi/fnxopikf/fnxopikfrk (2018. 03 янв.).

Журавель О.Д. 2002. «Мы безумны Христа ради…» (к вопросу о месте юродства в культуре старообрядчества) // ГНС. № 2, 32‒36.

Мальцев А.И. 2001. Антистраннические полемические сочинения в тюменских сборниках // ГНС. № 3, 60‒64.

Маркелова С. 1998. «Родительское наставление к своим родным детям духовным» Епифания Васильевича Александрова // Мир старообрядчества. Вып. 4. Живые традиции: результаты и перспективы комплексных исследований русского старообрядчества. М.: РОССПЭН, 381‒383.

Панич Т.В. 2000. «Щит веры» ‒ памятник антилатинской полемики конца XVII века (структура, состав, литературные особенности) // Источники по русской истории и литературе: Средневековье и Новое время. Новосибирск: Сибирский хронограф, 44‒72.

Плигузов А.И. 1982. Авторские сборники основателей Выговской пустыни // Древнерусская рукописная книга и её бытование в Сибири. Новосибирск: Наука, 103‒112.

Садовая О.Н. 1982. Старообрядческие полемические сочинения о браке XVIII – первой трети XIX в. // Источники по культуре и классовой борьбе феодального периода. Новосибирск: Наука, 196‒218.

Титова Л.В. 2012. «Ответ православных» дьякона Феодора Иванова – две разновидности текста // Власть, общество и человек в исторических и литературных источниках XVI‒XX вв. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 60‒79.

Фишман О.М. 1994. «Отче» и колдуны: Образы жизни карельской старообрядческой общины // Обряды и верования народов Карелии: Человек и его жизненный цикл. Петрозаводск: КНЦ РАН, 122–143.

ФКП ТОКМ. 7351.

ФКП ТОКМ. 7381.

ФКП ТОКМ. 7903/19.

Фомина М.С. 2017. Повесть о воине-таксиоте в составе списков Златоструя XIV‒XVI вв. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. № 2 (68). 60‒68.

Чумичева О.В. 1992. Ответ вкраце Соловецкого монастыря и Пятая соловецкая челобитная (взаимоотношение текстов) // Исследования по истории литературы и общественного сознания феодальной России. Новосибирск: ВО «Наука», 59‒69.

Шахназаров О.Л. 2004. Отношение к собственности у старообрядцев (до 1917 года) // Вопросы истории. № 4, 53‒70.

[1] Не следует исключать возможности того, что компиляция включала три или более «цикла», т.к. вступительный и завершающий фрагменты книги были утрачены.

[2] Ввиду непонятности греческое слово «таксиот» (служитель при наместнике провинции) было превращено книжником в имя собственное с заменой огласовки.

[3] Незначительный объем завершающей главы обусловлен утратой заключительных листов сборника, содержавших большую часть произведения.

[4] 17 апреля 1905 г. издан указ «Об укреплении начал веротерпимости», а 17 октября 1906 г. опубликован манифест «О порядке образования и действия старообрядческих общин…». Оба документа утверждали право староверов свободно исповедовать свою веру и совершать религиозные обряды.