Сборник «Слово о лжепророках и лжеучителях»: идея, структура, организация

Бытко С.С. Сборник «Слово о лжепророках и лжеучителях»: идея, структура, организация // Тюменский исторический сборник. Вып. XVIII. Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2016. С. 169-180.

Обращаясь к полемическим сборникам староверов, исследователи видят в них, как правило, источник догматических и бытовых норм для приверженцев старого обряда. Компиляции формировали в уме своих читателей представления об истине и клевете, пороке и добродетели. Благодаря этим сочинениям рядовые староверы обучались искусству межконфессиональной полемики, усваивали наилучшие модели поведения, основанные на агиографических образах, формировали собственное отношение к власти и обществу, продиктованное эсхатологическими мотивами.

В настоящей статье исследуется сборник «Слово о лжепророках и лжеучителях», широко представленный как в печатном, так и в рукописном наследии старообрядческой книжности. Целью изучения служат принципы комплектования сборника и особенности его внутренней организации.

Этот книжный памятник будет изучаться на основании печатного экземпляра в четвертую долю листа, хранящегося в Отделе редких книг Российской национальной библиотеки[1]. Фолиант датируется 80-ми гг. XVIII в. и, по мнению А.В. Вознесенского, был напечатан типографией Ф. Карташева в Клинцах.

Сборник включает три сочинения, происхождение лишь одного из которых следует приписывать непосредственно старообрядческой среде. Компиляция открывается «Словом Иоанна Златоуста о лжепророках и лжеучителях»[2]. Использование данного названия в качестве титульного заголовка книги, а также помещение текста в первой главе указывает на его концептуальное значение по отношению к остальным частям сборника. Вторую главу занимает «Слово Ефрема Сирина об антихристе»[3]. За ним следует «Сказание от священных правил и от учителей церковных яко не подобает к еретикам и схизматикам приобщения имети»[4].

На протяжении 1780-1800-х гг. сборник издавался примерно семь раз. Следует предположить, что именно в Клинцах композиция впервые приобрела свой сложившийся вид. Для создания учительной компиляции следовало привлечь обширный литературный материал, а также умелых книжников, способных произвести качественную выборку произведений и строго тематически расположить их внутри сборника. Являясь одним из важнейших центров старообрядческого книгопечатания в конце XVIII в., типография Карташева имела все необходимые для этого средства. Создание крупной типографией, ориентировавшейся на нужды староверов, тематических сборников устойчивого состава не является частным случаем. Сходным образом появился и другой не менее популярный памятник старообрядческой мысли – сборник «История об отцах и страдальцах соловецких», последовательно сформированный умельцами Супрасльской типографии также в конце XVIII в.[5].

Обратимся к первой главе сборника. Существует два широко распространенных памятника средневековой литературы, посвященных обличению лжеучителей и атрибутируемых Иоанну Златоусту. Первый из них имеет византийское происхождение и был известен в русских землях ещё в домонгольский период[6]. Его полное название – «Слово о лжепророках и лжеучителях, и об еретиках, и о знамениях кончины века сего». Атрибуция этого сочинения перу Иоанна Богослова в научной литературе признана несостоятельной и была обусловлена, по всей видимости, желанием автора придать вес своему произведению посредством использования авторитетного имени[7]. Второе сочинение («Слово о лживых учителях»), созданное русским литератором, по словам А.И. Клибанова, не могло претендовать на оригинальный характер вследствие того, что своим источником имело уже упомянутый византийский памятник за авторством Псевдо-Златоуста[8].

Пространный заголовок первой части ясно дает понять, что перед нами представлен именно византийский вариант сочинения, содержательно гораздо более обширный, нежели его русский аналог[9]. Сопоставление текстов показывает, что «Слово лжепророках и лжеучителях», содержащееся в сборнике, было заимствовано из экземпляра древнерусского сборника «Маргарит», происходящего от одноименной византийской компиляции. При тиражировании книг старообрядцы стремились использовать в качестве образца их дореформенные издания. При этом старались без искажений передать не только текст сочинений, но и шрифт, элементы внешнего оформления[10]. В случае острой необходимости староверы прибегали к использованию более поздних образцов и даже изданий официальной Церкви (при условии соответствия их исходным фолиантам). Однако столь демократичное отношение к инославным изданиям широко распространяется лишь к концу XIX в., в то время как во второй половине XVIII в. в среде старообрядцев по-прежнему господствовали весьма взыскательные требования к качеству книжных экземпляров.

Поэтому с высокой долей вероятности следует полагать, что текст «Слова о лжепророках и лжеучителях» был заимствован составителем непосредственно из дореформенного издания «Маргарита» (их известно два: выпущенное в Острожской типографии в 1595-96 гг. и осуществленное на Московском печатном дворе в 1641 г.). Не следует, однако, исключать и возможности перепечатки «Слова» с одного из рукописных экземпляров «Маргарита», широко распространенных в XVI-XVII вв.[11].

По мнению А.И. Клибанова, византийский вариант «Слова» не ставил под сомнение монополию священства на толкование церковного учения, а лишь приводил в пример нынешним пастырям идеал жизни древних отцов Церкви[12]. При этом текст изобилует обличительным пафосом, который, в некоторых случаях, вполне мог бы сойти за выступление против церковной иерархии как таковой. Здесь кроется причина выбора составителем произведения Псевдо-Златоуста взамен древнерусского сочинения, настаивавшего на необходимости передачи «простецам» права толковать книжное учение.

Благодаря вставке более умеренного византийского текста составитель планировал расширить аудиторию сборника, охватив как поповскую, так и беспоповскую ветви староверия. Использование древнерусского «Слова о лжеучителях» ограничило бы число читателей лишь беспоповскими согласиями. Таким образом, мы вправе констатировать, что структура сборника в значительной степени определялась расчетом на его коммерческий успех. Это суждение подтверждает высказанную ранее догадку о том, что инициатором составления компиляции стала именно Клинцовская типография, наиболее всего заинтересованная в продаже книги максимально большему числу староверов. Вместе с тем сборник в его сложившемся структурном виде вряд ли мог быть заказан к печати каким-либо из старообрядческих толков, несомненно, стремившихся доказать истинность лишь своего вероучения.

Интересно, что название первой главы определяло не только круг проблем, который будет рассматриваться лишь в данном произведении. Заглавие раскрывало мотивы, проходящие красной нитью через все части сборника. Это позволяет сделать вывод о том, что «конвой» из последующих текстов был включен в композицию с целью наиболее полного раскрытия мотивов, звучащих в «Слове о лжепророках и лжеучителях». О строгой привязке второстепенных глав к «Слову» свидетельствует также сохранение структуры сборника в рукописной традиции староверов. К примеру, в собрании Научной библиотеки Томского государственного университета хранится рукописный экземпляр «Слова о лжепророках и лжеучителях», структурно абсолютно сходный с его печатными вариантами[13].

Заголовок повествует о том, что «Слово» было написано архиепископом Иоанном при его преставлении, что имело практическое значение: следовало внушить читателю безусловное доверие к представленным в сборнике произведениям. Для средневековой книжной традиции, заимствованной старообрядческими идеологами, смерть в литературном повествовании имела сакральный смысл, символизируя приобщение умирающего к Царству Небесному. Физическое угасание праведника при этом противопоставлялось его истинному духовному возвышению[14]. Таким образом, указание на то, что Иоанн Златоуст составил данное произведение перед кончиной, должно было не только снабдить сборник авторитетом великого святого, но и отметить совершенно особое его состояние в момент написания сочинения (именно в это время, по мысли составителя, праведник достигал наивысшей степени сообщения с Богом). Кроме того, в заголовке сообщается о том, что преставление архиепископа Иоанна было «добрым». Данное уточнение было призвано дополнить тезис о богодухновенности «Слова о лжепророках и лжеучителях», развеивая всякие сомнения в сопричастности Златоуста божественных истин в момент смерти. Напомним, что неблагообразная кончина осуждалась в старообрядческой среде, в то время как мирная смерть служила указанием на достоинства новопреставленного[15].

По мнению А.И. Клибанова, с позиции средневековых книжников, сообщение о смертельной болезни Златоуста также придавало «Слову о лжепророках и лжеучителях» значение духовного завещания великого святителя. Это опять-таки в значительной мере должно было обусловить его популярность среди читательской аудитории[16].

Центральное произведение предстает перед читателем в компилятивном изложении, как подборка изречений Христа и выписок из видных христианских сочинений. Подобный же стиль изложения текста зачастую использовался и в сочинениях староверов. Компилятивный принцип, заимствованный старообрядцами из древнерусской книжности, им особенно импонировал, поскольку позволял подкрепить значимость сочинения авторитетом всех цитируемых в нем Святых Отцов[17]. Следует полагать, что именно ввиду своего компилятивного «устройства» в сборник был включен византийский вариант «Слова», а не его русский аналог, за счет сокращения текста лишенный значительного числа цитат[18].

Сочинение поучает христиан остерегаться лжепророков. Надежным способом ограждения от «уст неправедных» называется послушание святым книгам[19]. Строгое подчинение авторитету древних авторов было характерной чертой старообрядческого менталитета[20]. Благодаря пропаганде сходных идей произведение успешно влилось в круг чтения староверов и завоевало среди них, как мы можем судить по количеству переизданий сборника, немалый авторитет.

«Слово о лжепророках и лжеучителях» изобилует фразеологизмами о волках в овечьих шкурах, которых не следует принимать в дом. Сочинитель также напутствует не повиноваться данным лицам, не уподобляться им и даже не вступать с ними в общение[21]. Далее автор «Слова» развивает идеи о том, что к таинствам не могут приступать осквернившиеся в принятии еды и пищи с еретиками. Ограждение от инославных (в быту, молитве и общении) было распространенной практикой среди большинства согласий вплоть до начала XX в. [22]. Унисон авторской позиции с основными идеологическими позициями староверия в очередной раз создавал условия для широкого распространения сборника среди старообрядческой аудитории.

Псевдо-Златоуст призывает читателей «проповедовать и не молчать»[23], что присуще многим трудам первого поколения старообрядческих идеологов. Следует полагать, что наличие данного призыва хотя бы в одной из глав сборника мыслилось составителям обязательным условием его успешности среди староверов. Подобное представление могло возникнуть в результате острой потребности староверия в регулярной проповеди как средстве выживания в инославном окружении. Следовательно, идеалом старовера представлялся не только человек нравственно совершенный, но и высокообразованный, способный защитить веру предков в ходе догматического диспута.

Псевдо-Златоуст противопоставляет ранних и нынешних пастырей: в прошлом клали душу за паству, а ныне «бегают от овец». Последующий текст продолжает обличительную тираду. Пастыри обвиняются в стяжательстве, чревоугодии и пьянстве[24]. Как нельзя лучше о настроениях автора сочинения свидетельствует следующая фраза: «Шеи же (пастырей. – С.Б.) яко у тельцов на заколение упитанных»[25]. По замыслу составителя сборника, резкое порицание со стороны староверов ввиду особого их отношения к древним текстам должно было вызвать утверждение, что современные автору пастыри отказывают мирянам в предоставлении книг[26].

Заключительные части произведения посвящены проповеди праведного образа жизни. Сочинитель призывает единоверцев жить в соответствии с идеалами христианства, творить добродетели и порицать отступления к греху. Лучшими средствами для этого называются покаяние и молитва[27]. В тексте наблюдается резкая смена стиля повествования. Так, если в первой части «Слова» Псевдо-Златоуст прибегает к жесткой полемике и бескомпромиссной критике, то во второй переходит к ласковому убеждению. Подобный «ход» был, по всей видимости, необходим для того, чтобы создать эмоциональный контраст внутри сочинения и тем самым с большей эффективностью воздействовать на умонастроения читателей.

Вторую главу сборника занимает «Слово Ефрема Сирина об антихристе». В тексте подробно и образно описываются апокалипсические события, а также пути спасения, к которым должны прибегать праведники. Первоначально текст дублирует основные мотивы их первой главы, призывая читателей молиться и сохранять благоверие: «…молиться день и ночь. И дастся им помощь от Бога…»[28]. При составлении сборников староверы стремились избегать подобных повторов путем редактирования исходных текстов или замены их иными сочинениями[29]. Несмотря на это, повторения часто встречались в сборниках.

В дальнейшем сочинение описывает пришествие антихриста и предшествующие этому события (жажда, плач, голод, смерть)[30]. Вполне типичное для христианской эсхатологии произведение в контексте сборника приобретает явный антицерковный и антигосударственный подтекст. Описание последних времен Ефремом Сирином в старообрядческом прочтении должно было прочно ассоциироваться с современными для читателей реалиями. Так, повествование об антихристе, прельстившем мир, занявшем царский трон и погрузившем в смрад церкви, указывало на враждебную староверам конфессиональную политику государственных властей, а следом призывало аудиторию сборника удаляться от официальных церковных и светских властей, «скрываться в пустынях, горах и вертепах»[31].

Как и первая глава, «Слово Ефрема Сирина» не позволяет нам с уверенностью отнести сборник к литературе какого-либо из старообрядческих толков. Восприятие образа антихриста традиционно являлось характерным маркером очень узкого числа согласий. Однако описание воцарения антихриста во второй главе может трактоваться в пользу любой из трех основных доктрин (духовного, чувственного или расчлененного антихриста). Таким же образом мы не можем однозначно оценивать призыв «скрываться в пустынях, горах и вертепах» как указание на согласие странников. В очередной раз напрашивается вывод о том, что сборник создавался как универсальная компиляция, успех которой в значительной мере был обусловлен её адаптивностью под содержание разнообразных старообрядческих догматов.

Наиболее вероятно, что «Слово Ефрема Сирина…» было включено в сборник с целью дополнить первую главу, крайне скупо повествующую об апокалипсических событиях. Сама необходимость описания последних времен исходит из желания составителя эмоционально воздействовать на читателя, повергая его в состояние эсхатологического ожидания. Таким образом, мы можем наблюдать традиционную для старообрядческих компиляций связку «догматических» и «эмфатических» глав. Первая группа, представленная в сборнике «Словом о лжепророках…», должна была доказывать старообрядческую позицию посредством критики учителей официальной Церкви, делая основной акцент на цитирование авторитетных текстов и воздействуя на ту категорию читателей, которая придавала высокое значение должной богословской аргументации повествования. Второму тексту, напротив, надлежало склонить на позиции староверия часть читателей, особенно восприимчивых к эмоциональным сюжетам, чему особенно способствует повествование Ефрема Сирина о втором пришествии Спасителя и великой радости всех, кто не принял печати антихриста. Текст вообще должен был уверить читательскую аудиторию в непременном заступничестве Бога за причастников истинной веры.

Заключительную главу сборника занимает распространенная в среде староверов компиляция «Сказание от священных правил и от учителей церковных яко не подобает к еретикам и схизматикам приобщения имети». Она содержит обширную подборку выписок из авторитетных христианских текстов о недопустимости сообщения с еретиками и фигурирует во множестве других старообрядческих сборников, где традиционно используется со сходной целью: текст помещается вслед за богослужебными произведениями[32]. По словам Н.Д. Зольниковой, старообрядческие композиции зачастую снабжались молитвенными текстами, если в предыдущих главах имелись призывы к покаянию, видимо, для того, чтобы воззвания не представлялись читателю излишне абстрактными[33]. Следует полагать, что «Сказание от священных правил…» оказалось помещено в сборнике по аналогичным причинам. Не содержавшее богослужебных текстов, оно тем не менее в первой своей части подробно рассказывало о порядке молитвы в условиях инославного окружения и последовательно развивало содержание предшествовавших глав.

Интересно, что мы можем установить сразу несколько «узлов», скрепляющих отдельные главы сборника в единую структуру. Так, кроме напутствия остерегаться совместных богослужений с еретиками, дополняющего призывы второй главы к неустанной молитве, обнаруживается тесная связь «Сказания от священных правил…» с первой главой сборника. Речь идет о уже отмеченном ранее призыве Псевдо-Златоуста не вступать в общение с еретиками[34]. В частности, предостережения о недопустимости бытового взаимодействия с иноверцами занимают всю вторую часть завершающего сборник произведения. В этом отношении крайне любопытными представляются традиционные для старообрядческой догматики предубеждения относительно невозможности использования посуды, бывшей в употреблении у «нечестивых»[35] [35].

Следует также обратить внимание на уже отмеченное нами чередование «догматических» и «эмфатических» глав. В противоположность «Слову Ефрема Сирина…», исполненному в крайне эмоциональном тоне и призванному воздействовать на экспансивных читателей, «Сказание от священных правил…» подобно первой главе обращается к высокому богословию и цитированию авторитетных источников. Такое чередование, по всей видимости, имело своей задачей внести видимое разнообразие в повествовательный стиль сборника и предотвратить утрату читательского внимания.

Итак, компиляция «Слово о лжепророках и лжеучителях» представляет собой образец привычной для старообрядчества системы построения сборников и отражает наиболее традиционные приемы соединения жанрово- и догматически-разнородных сочинений в рамках единой конструкции. Благодаря умелому комплектованию и расположению сочинений внутри сборника отдельные его главы дополняют и развивают идейные мотивы друг друга. Несомненный опыт книжника, подготовившего сборник, очевиден также из того, что, несмотря на преобладание в композиции дореформенных произведений, она соответствует всем потребностям старообрядческой догматики, убеждая читателя в наступлении последних времен, воцарении антихриста и необходимости противостояния церковным и светским властям.

[1] Российская национальная библиотека (далее – РНБ). Собр. Отдела редких книг. Х.5.14.

[2] Там же. Л. 1–35.

[3] Там же. Л. 36–54 об.

[4] Там же. Л. 55–60 об.

[5] Понырко Н.В. История об отцах и страдальцах соловецких: лицевой список из собрания Ф.Ф.Мазурина / Н.В. Понырко, Е.М. Юхименко. М., 2002. С. 26.

[6] Клибанов А.И. «Слово о лживых учителях» // Исследования и материалы по древнерусской литературе. М., 1961 г. С. 305; Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996. С. 301.

[7] Клибанов А.И. Указ. соч. С. 301; Гранстрем Е.Э. Иоанн Златоуст в древней русской и южнославянской письменности (XI-XIV вв.). // Труды отдела древнерусской литературы. Т. XXIX. Л., 1974. С. 190.

[8] Клибанов А.И. «Слово…». С. 302.

[9] РНБ. Собр. Отдела редких книг. Х.5.14. Л. 1; Клибанов А.И. «Слово…». С. 304.

[10] Пругавин А.С. Запросы и проявления умственной жизни в расколе // Русская мысль. 1884. Кн. 1. С. 181.

[11] История литературы Урала. Конец XIV-XVIII в. / Глав. ред.: В.В. Блажес, Е.К. Созина. М., 2012. С. 155.

[12] Клибанов А.И. «Слово…». С. 305.

[13] Научная библиотека Томского государственного университета. Собр. Отдела редких книг. В–27070.

[14] Журавель О.Д. К изучению старообрядческой агиографии: ситуация представления // Гуманитарные науки в Сибири (далее – ГНС). 2009. № 3. С. 27.

[15] Старухин Н.А. Неизвестное сочинение сибирского белокрицкого писателя Г.А. Страхова «Оправдание старообрядствующей иерархии по пророку Ездре» // ГНС. 2014. № 4. С. 56.

[16] Клибанов А.И. «Слово…». С. 304.

[17] Зольникова Н.Д. Работа урало-сибирских староверов-часовенных с книгой в XX в. // ГНС. 2001. № 3. С. 66.

[18] Клибанов А.И. «Слово…». С. 305.

[19] РНБ. Собр. Отдела редких книг. Х.5.14. Л. 7.

[20] Бахтина О.Н. Книга и слово в старообрядческой системе ценностей (о своеобразии старообрядческой литературы) // Мир старообрядчества. Живые традиции: результаты и перспективы комплексных исследований русского старообрядчества. М., 1998. Вып. 4. С. 170.

[21] РНБ. Собр. Отдела редких книг. Х.5.14. Л. 7 об. – 8.

[22] Покровский Н. Н. Путешествие за редкими книгами. 2-е изд., доп. М., 1988. С. 34.

[23] РНБ. Собр. Отдела редких книг. Х.5.14. Л. 14.

[24] Там же. Л. 18 об.

[25] Там же. Л. 19.

[26] Там же.

[27] Там же. Л. 21 об. – 23 об.

[28] Там же. Л. 40, 52.

[29] Старухин Н.А. Проблема изучения творческого наследия старообрядческого писателя Г.А. Страхова // ГНС. 2009. № 3. С. 114.

[30] РНБ. Собр. Отдела редких книг. Х.5.14. Л. 49 об.

[31] Там же. Л. 52.

[32] Мангилев П.И. Описание старопечатных и рукописных книг библиотеки Екатеринбургского духовного училища / П.И. Мангилев, И.В. Починская // Уральский сборник. История. Культура. Религия. Екатеринбург, 1999. С. 161.

[33] Зольникова Н.Д. Старообрядческий поучительный сборник непостоянного состава // Исторические источники и литературные памятники XVI-XX вв. Новосибирск, 2004. С. 186.

[34] РНБ. Собр. Отдела редких книг. Х.5.14. Л. 7 об. – 8.

[35] Там же. Л. 59 об.